Перепутье Второе - О`Санчес.

— Ваша светлость! — через весь учебный двор к его светлости промчался бывший паж, а ныне, после зимних и весенних боев, уже оруженосец маркиза, по имени Лери.

— Что такое, Лери? Тише, тише, сейчас глаза ведь выскочат!

— Гонец Его Величества! К вам! Только что! У ворот!

— Придворный из тебя — никудышный, Лери. Твой удел — бивак, поход, шатер и общество неграмотных вояк.

— Виноват, ваша светлость.

— Где он у ворот — уже во дворе? Или у ворот — еще за воротами?

— Так точно, ваша светлость, согласно артикулу! Во дворе!

— Иду. Переоденусь только. А кто он?

— Рыцарь Докари Та Микол, ваша светлость! Судя по изломанному гербу — княжеской фамилии, второй сын.

— А-а-а… — Хоггроги фыркнул полуулыбкой, и всем сразу стало понятно, что сие известие весьма приятно повелителю. — Отлично. Тогда я так иду, не переодеваясь. Рыцарь рыцаря всегда поймет. Небось, и зверюга при нем?

— О да, ваша светлость! У-ух! Это настоящий охи-охи! Так вы его знаете?

— Встречались однажды. Сгоняй к ее светлости, предупреди. Ну… чтобы то, се, завтрак получше, понаряднее. Узнай у егеря — есть ли что стоящее на нынешний день?.. И на завтрашний. Керси разыщи или пошли за ним. Побежал!

Гонец Его Величества действительно был рыцарем, а золоченые шпоры, золотая цепь на груди, цвета на парадном княжеском щите безошибочно указывали на некие обстоятельства его жизни, а именно: юноша — гонец был весьма и весьма молод — второй сын князя, он не женат и он рыцарь.

Едва завидев маркиза Короны, гонец спрыгнул с лошади и приготовился, было, к приветствию по всей форме, но…

— Оставьте, оставьте, сударь! И наденьте свой берет. А хотите — снимите его, в пределах замка не зазорно ходить простоволосым. Видите? — маркиз Короны провел вдоль себя пальцами сверху вниз, как бы давая императорскому гонцу ознакомиться со своим внешним видом, несовместимым, по его мнению, с пышными придворными церемониями. И действительно: голова непокрыта, густые светлые волосы буйно торчат вовсе стороны, словно бы никогда не имели дело с гребнем, драгоценностей на одежде нет, важности в манерах — ни малейшей… Но зато широченная длинная рубаха-безрукавка навыпуск то и дело потрескивает под напором могучих мышц плеч, груди и живота. А руки у его светлости маркиза… А ноги, а сапожищи… Вот таков он и есть — знаменитый маркиз Короны.

— Гвоздик, сидеть. — Диковинный и зловещий на вид зверь вздыбил шерсть на мощном загривке и, вероятно подумав, что приближающийся человек таких размеров и с таким громким басом — это нешуточная угроза, решил вступиться за своего доверчивого и неосторожного хозяина… Нет, увы, раз вожак приказал сидеть — значит, знает, что к чему.

— Да, пусть посидит, я его не обижу. Но я слышал, сударь, что у вас поручение ко мне?

Все верно. Сначала — дело. Все изъявления дружбы и взаимной приязни — после.

— Так точно, сударь! Его Величество Государь, Великий Князь, Великий Герцог и Император всея Океании… — Юноша сделал короткую паузу, все присутствующие на дворе — приближенные, ратники и даже слуги — заслышав малый императорский титул, замерли навытяжку… — приказал мне сообщить, что второго числа сего месяца этого года…

Да, это было формальное прощение: от Императора — крепко провинившемуся перед ним маркизу Короны, который хотя и оказал Его Величеству ценнейшую услугу, на свой лад обуздав и уладив едва не вспыхнувшую войну между двумя странами, но который, тем не менее, создал для этого скорбного случая условия, ибо именно в его доме едва не пролилась кровь дуэлянтов, а ведь оба они были сыновьями своих отцов, монархов двух соседних государств, причем, его Высочество Токугари — даже престолонаследником Империи.

Свои люди из столицы еще загодя предупредили маркиза о грядущем прощении, однако он не ожидал, что гонец прибудет так скоро. Тем более не знал он, что это будет тот самый юноша, с которым он тепло познакомился мимоходом на Плоских Пригорьях.

— Отлично сударь! Немилость Его Величества была мне огорчительна, весьма и весьма, и я безуспешно пытался искупить хотя бы малую часть вины своей долгими и искренними покаяниями. Однако, сходу вопрос: насколько срочно вам потребуется возвращаться на этот раз? Почему спрашиваю: надеюсь, что вы у нас погостите.

Юноша осмотрел запыленный берет, отстегнул перо из пряжки и совершенно не по-придворному выколотил пыль об колено.

— Разве что до завтрашнего захода солнца, сударь. Время у меня есть, но мне предписано особо не задерживаться…

— Его Величеством? Поздравляю, вы востребованы.

Юноша заливисто засмеялся в ответ, и все присутствующие тоже улыбнулись неизвестно чему, ибо не было в юноше ни страха, ни угроз, ни желания уязвить кого бы то ни было.

— Его Величество действительно оказывает мне честь, давая те или иные поручения, но на сей раз предписания исходят совсем от другого лица, и они для меня ничуть… почти столь же ценны, как и благорасположение Его Величества! Прошу меня извинить, что я говорю загадками, но надеюсь, что у нас с вами все же найдется время их разрешить…

Маркиз шагнул вперед и протянул руку. Юноша горячо пожал ее, польщенный столь радушным приемом со стороны знатного и прославленного воина.

— Мало — но хоть что-то. Милости прошу к завтраку, о вашей лошади позаботятся. Керси! Ты как оруженосцем стал — вконец обленился. Ты где был?

— В отъезде, у родителей, вы же отпустили… Только что вернулся, ваша светлость, часу еще не прошло

— А, да, извини. Пришла тебе пора опять уезжать, но до этого… Вот что, ты хотя и не паж, но пока еще и не сенешаль. Короче, сопроводи посла Его Величества… с питомцем… в его покои — и обустрой: сообразишь сам, где, что и кому поручить… Ванну обязательно. А потом — к завтраку проводишь.

Его светлость легко согласился с ее светлостью и, по светлейшему повелению обоих, завтрак был накрыт в покоях ее светлости, на самый малый стол: маркиз с супругой, их сын, их гость — и все. Его сиятельство маркиз Веттори по малолетству своему за столом почти не присутствовал, но был очень деятелен: с громким и веселым гугуканьем ползал на четвереньках по всему пространству покоев. Толстая нянька Нута и две мамки-кормилицы — его сиятельство всего лишь месяц назад окончательно отняли от груди — с беспокойством посматривали на свирепого охи-охи, которому его светлость почему-то разрешил присутствовать при хозяине, но вмешиваться не решались. Впрочем, охи-охи вел себя смирно, а его сиятельство благоразумно обходил, вернее будет сказать — обползал кошмарного зверя стороной.

Неожиданно маркизу поступили донесения с границы, и он, попросив извинения у присутствующих, отлучился, 'буквально на несколько мгновений'.